Попал Фомка в Москву не поездом, не пароходом, а прилетел на самолёте.
Маршрут его: остров Котельный – Москва. Управлял этим самолётом знатный
лётчик Илья Павлович Мазурук. Это ему, Илье Павловичу, преподнесли
жители острова Котельный такой подарок, и экипаж самолёта решил взять
его с собой в Москву.
Фомку – так звали медвежонка – поместили на самолёте в ящике. Ящик
сколотили большой, крепкий, затянули одну сторону сеткой. Сначала Фомка
сидел в нём очень спокойно. Но не успел самолёт оторваться от земли, как
Фомка вцепился в сетку, стал рвать её зубами, лапами и поднял такой
крик, что даже шум мотора не мог его заглушить.
Напрасно пробовали успокоить крикуна. Напрасно совали ему в клетку
тюленье мясо, рыбий жир и другие медвежьи лакомства. Медвежонок охрип от
крика, но по-прежнему продолжал орать. Тогда решили его выпустить и
открыли клетку.
Осторожно, как будто кругом его поджидала опасность, вышел из неё Фомка.
Насторожённо оглядываясь по сторонам, обошёл он кабину, всё обнюхал,
всё осмотрел, потом влез на широкое кожаное кресло и с любопытством стал
смотреть в окно. Кожаное кресло стало его любимым местом. На нём Фомка
спал, ел и проводил почти всё время. На остановках его выпускали
погулять. Фомка уже понимал, когда приземляется самолёт, соскакивал с
кресла и занимал место около двери. А как он спешил выскочить, когда
открывали её! Кубарем скатывался он с крутой лесенки на землю, и вот
тут-то начинались его игры. Фомка без удержу катался по траве,
переворачивался на спину, на живот или ловил свою заднюю лапу,
обхватывал её и боролся сам с собой.
Он возился с таким азартом, что даже не замечал собравшихся вокруг
людей. Но как бы он ни был занят, как бы ни был увлечён игрой, стоило
кому-нибудь крикнуть: «На самолёт!» – или зашуметь пропеллеру, как Фомка
моментально прекращал игру и во всю свою медвежью прыть мчался к
самолёту.
Он так смешно и неуклюже карабкался по лесенке, так спешил попасть
первым в кабину, что можно было подумать, что он боится отстать.
Так прилетел в Москву белый полярный медвежонок Фомка.
В Москве Илья Павлович решил подержать его у себя на квартире. Да не
тут-то было! Представьте себе белого полярного мишку, одетого в тёплую
шубу. Такую тёплую, что искупаться в самый лютый мороз для него одно
удовольствие. И живёт этот мишка не на дальнем Севере, среди простора
вечных льдов, а в самом центре Москвы, в квартире, в тепло натопленных
комнатах.
От жары Фомка не находил себе места. Одно спасение – ванна. Нальют ему
полную ванну воды, залезет он в неё, барахтается, ныряет, лапами по воде
шлёпает.
От медвежьего купания только брызги во все стороны летят и на полу –
лужи.
Накупается Фомка, вылезет и начнёт по натёртому полу, словно по льду,
кататься. А то ещё на диван или на постель мокрый залезет. Никакого
сладу с ним нет. Терпел Илья Павлович, терпел, потом уж сил совсем не
стало. Позвонил он в Зоопарк и стал просить, чтобы медвежонка забрали:
«Приезжайте! Выручайте! Не умеет белый медведь себя в квартире вести».
За Фомкой послали меня. Когда я приехала, Фомка спал. Он лежал на полу,
посередине большого кабинета. Все четыре лапы его были раскинуты в
разные стороны, и он был похож на маленький коврик.
Спал Фомка так крепко, что даже не проснулся, когда я взяла его на руки.
Очнулся он уже внизу, на улице, от крика какой-то старушки:
– Батюшки! Да, никак, медведя тащат!
Фомка рявкнул, вырвался и… бросился в стоявший около тротуара чей-то
автомобиль. Наверно, он его принял за самолёт. Схватился за дверцу
лапами, дёргает, а там пассажиры сидят. Увидели они – белый медведь к
ним лезет, перепугались, в другую дверцу выскочили и стали кричать. Тут
Фомка ещё больше испугался. Как заревёт! Да за ручку как дёрнет! Не
выдержала дверца напора, открылась. Я и ахнуть не успела, как он уже в
машине, на сиденье, очутился. Сел и успокоился сразу. Фомка-то
успокоился, а владельцы машины ещё больше кричат, ругаются, медведя
убрать требуют. Легко сказать – убрать, если он из машины вылезать не
хочет. Я его тащу, а он упирается, кричит, царапается.
На шум прибежал милиционер. Внимательно всё выслушал и неожиданно
сказал:
– А вы, граждане, чем тут шум поднимать, лучше помогли бы до Зоопарка
зверя доставить!
Слова милиционера подействовали. Хозяева машины успокоились и даже
любезно предложили мне свою машину, а сами согласились ехать в нашей,
зоопарковской. Однако пришлось поменяться не только машинами, но и
шофёрами, потому что их шофёр ни за что не соглашался ехать с медведем.
Всю дорогу Фомка сидел спокойно и внимательно глядел в окно, а прохожие
останавливались, подолгу смотрели нам вслед и удивлялись, откуда это
белый медведь в машине взялся.
До Зоопарка мы доехали благополучно. Правда, Фомка никак не хотел
вылезать из машины, но тут к нам на помощь пришёл зоотехник. Выбрав
удобный момент, он схватил Фомку за шиворот и, прежде чем тот успел
опомниться, водворил его в клетку.
Секрет «болезни»
На новом месте Фомка ничуть не смутился. Обошёл клетку, обнюхал её,
залез в домик и сразу уснул. Пока Фомка спал, служительница молодняка
тётя Катя старательно готовила ему угощение. У нас ни разу не было на
площадке белого медвежонка, и нам всем хотелось его накормить повкусней.
Наконец договорились сделать молочную кашу и дать кусок тюленьего жира, а
тётя Катя ещё решила добавить от себя морковку и яблоко.
Одним словом, когда всё было готово, Фомка уже проснулся. Нужно было
видеть, с какой гордостью мы несли ему первый обед! Впереди шла
практикантка Липа и несла кашу, за ней важно шагала с морковкой и
яблоками тётя Катя, последней шла я и несла тюлений жир, который имеет
такой ужасный запах, что пришлось свободной рукой затыкать себе нос.
Первой вошла в клетку Липа. Она ещё не успела поставить миску с кашей,
как Фомка перевернул её, понюхал и тут же подбежал к тёте Кате. Тётя
Катя выложила перед ним морковку и яблоко и откуда-то из кармана ещё
достала печеньице. Но Фомка и на эти лакомства не обратил внимания. Он
уже стоял около решётки и жадно смотрел на меня. Я открыла дверь, и
тюлений жир, словно большая медуза, шлёпнулся к лапам медвежонка. Липа,
тётя Катя и я – все думали, что теперь-то Фомка наверное будет есть.
Однако наши надежды не оправдались. Медвежонок жадно схватил тюлений жир
и тут же его выбросил. Тогда мы принесли ему из кормовой всё, что было
приготовлено для других зверей, принесли всё без разбора и поставили
перед Фомкой.
Но не помогло и это. Фомка всё нюхал, переворачивал и ничего не ел.
Сначала мы решили, что он просто сыт, но когда к вечеру он во весь голос
заорал от голода и по-прежнему отказывался от пищи, пригласили врача.
Пришёл врач. Он хотел осмотреть медвежонка, но тот так кричал, так
бушевал, что заходить к нему врач не решился, да и на больного он совсем
не был похож. Все были в недоумении от такого поведения медвежонка и
решили подождать до следующего дня.
Всю ночь орал и бесновался Фомка, а утром опять не стал есть. Пришлось
ехать к Илье Павловичу. Кто знает, может быть, Фомка не ест потому, что
скучает по своему хозяину?
Илья Павлович принял меня очень приветливо. Он так расспрашивал о своём
питомце, что мне даже не хотелось его сразу огорчать. Но сказать о том,
что Фомка не ест, всё же пришлось. Илья Павлович внимательно всё
выслушал и вдруг совсем неожиданно рассмеялся.
В это время зазвонил телефон. Илья Павлович взял трубку – его куда-то
срочно вызывали. Обещав зайти в Зоопарк, он уехал.
Своё слово Илья Павлович сдержал. Приехал он в этот же день к вечеру. В
руках он держал небольшой чемоданчик и прямо с ним пришёл к клетке
Фомки. Что было в чемоданчике, мы не знали. Илья Павлович поставил его
около себя, сказал, что будет сейчас лечить Фомку, и вынул из кармана
большой складной нож. Нас это очень удивило, и мы даже спросили у Ильи
Павловича, зачем ему нож и не лучше ли позвать врача.
Но Илья Павлович только загадочно усмехнулся, открыл чемоданчик и вынул
оттуда банку, на которой было написано: «Сгущённое молоко». Илья
Павлович открыл её ножом и дал Фомке. Фомка жадно схватил её передними
лапами и своим длинным красным язычком так старательно вылакал молоко и
облизал всю банку, что она стала блестеть, как начищенная.
Пока Фомка ел, Илья Павлович объяснил нам секрет его «болезни». Секрет
заключался в том, что медвежонка кормили на самолёте только сгущённым
молоком, и он так к нему привык, что отказывался от другой пищи.
Больших трудов стоило потом нам отучить Фомку от этого лакомства. Он
упорно от всего отказывался, капризничал, и, чтобы заставить его поесть,
приходилось ко всему добавлять сгущённое молоко. Добавляли в кашу, в
суп и даже в рыбий жир. Так постепенно приучали мы Фомку к другой пище,
вылечили от его «болезни» и перевели на обычную для белого медведя еду.
Фомка знакомится…
Вскоре мы стали выпускать Фомку на площадку молодняка. Сначала выпускали
одного, но Фомка один не играл. Он слонялся из угла в угол и жалобно
хныкал от скуки. Тогда мы решили познакомить его с другими зверятами.
Выпустили на площадку лисиц, медвежат, волчат, еноток. Когда все звери
разыгрались, пустили к ним Фомку.
Фомка вышел из клетки так, как будто никого не видел, но по тому, как он
сопел, как низко опустил голову и смотрел исподлобья своими маленькими
глазками, было видно, что он всё и всех замечает.
Зверята тоже увидели его сразу, но отнеслись к нему каждый по-своему:
волчата поджали хвосты и, осторожно оглядываясь, отошли в сторону, у
еноток вся шерсть поднялась дыбом, отчего они стали похожи на большие
шары, а барсучата бросились в разные стороны и мгновенно скрылись из
виду. Но больше всех испугались бурые медвежата. Как по команде, встали
они на задние лапы, вытаращили глазёнки и долго удивлённо смотрели на
незнакомого им белого мишку. А когда он направился в их сторону, они от
ужаса рявкнули и, сшибая друг друга с ног, полезли на самую верхушку
дерева.
Самыми храбрыми оказались лисята и динго. Они вертелись около самой
морды медвежонка, но каждый раз, когда он пытался кого-нибудь поймать,
ловко увёртывались.
Одним словом, на площадке, где было столько зверят, Фомка опять остался
один.
Тогда мы выпустили тигрёнка. Звали его Сиротка. Назвали его так потому,
что он вырос без матери.
Зверята боялись сильной, когтистой лапы Сиротки и избегали её. Но разве
мог это знать Фомка? Не успели мы выпустить Сиротку, как он сразу
побежал к ней. Сиротка зашипела на незнакомца и предостерегающе подняла
лапу. Но не понял тигриного языка медвежонок. Подошёл ближе и в
следующую секунду получил такую затрещину, что едва устоял на ногах.
Такой предательский удар привёл Фомку в ярость. Низко опустив голову, с
рёвом ринулся он на обидчика.
Когда мы прибежали на шум, трудно было разобрать, где тигрёнок и где
медвежонок. Оба крепко вцепились друг в друга, рыча, катались по земле, и
только белая и рыжая шерсть летела клочьями во все стороны. С большим
трудом удалось нам разнять драчунов. Рассадили их по клеткам и только
через несколько дней решились выпустить опять.
На всякий случай теперь за ними следили, но наши опасения оказались
напрасными. Померившись силами, они стали с большим уважением относиться
друг к другу. Фомка не подходил к Сиротке, а Сиротка не замахивалась на
него лапой, когда он проходил мимо.
По-иному отнеслись к Фомке и другие зверята. Бурые медвежата лезли к
нему бороться, а волчата и енотки больше не убегали. И всё-таки Фомке
было с ними неинтересно. Он охотно гонялся за лисятами и динго, боролся с
медвежатами, но было видно, насколько он всех сильней и как легко ему
даётся победа. Фомке же хотелось помериться силою с равным противником, а
таким противником была только Сиротка. Она тоже заметно интересовалась
Фомкой.
Знакомились они друг с другом постепенно, в игре, а недели через две уже
были настоящими друзьями.
Целые дни проводили они вместе. Интересно было наблюдать за их играми.
Сиротке нравилось прятаться, а потом неожиданно нападать. Бывало, идёт
Фомка, а она выпрыгнет, схватит медвежонка за шиворот, трепанёт его
раз-другой – и бежать. А Фомка наоборот – любил побороться. Обхватит
тигрёнка лапами, прижмёт к себе и на обе лопатки положить старается.
Трудно вырваться из медвежьих объятий, да не сдаётся полосатый хищник:
упрётся лапами в живот Фомке, от себя оттолкнуть пытается. Много народу
собиралось тогда у площадки. Находились такие любители, которые
специально приходили смотреть их борьбу.
Обыкновенно борьба кончалась вничью. Но как-то раз Сиротка так надоела
неповоротливому медвежонку, что он залез от неё в воду. Сидит Фомка,
прохлаждается, а Сиротка вокруг ходит, достать не может. Долго ходила
она так, потом не выдержала да как прыгнет! Промахнулась и в воду
шлёпнулась. Вот тут-то и задал ей трёпку Фомка. В воде он оказался куда
поворотливей тигра. В одну минуту подмял под себя и так возил под водою,
что чуть не утопил. Вся намокшая и перепуганная, с трудом вырвалась из
медвежьих объятий Сиротка и позорно бежала в свою клетку. После этого
Сиротка уже опасалась подходить к бассейну, когда там сидел Фомка, и
даже пить воду уходила в другое место.
Однако этот случай ничуть не помешал их дружбе, и они по-прежнему
большую часть дня проводили в играх.
Фомка становится опасным
К осени Фомка так вырос, что в нём с трудом можно было узнать прежнего
медвежонка. Правда, с животными на площадке он, как и раньше, уживался
хорошо, не обижал слабых и дружил с Сироткой, зато с людьми стал вести
себя намного хуже. Раньше слушался, а теперь не позволял собой
распоряжаться даже тёте Кате.
Бедная тётя Катя! Ей приходилось пускаться на всякие хитрости, чтобы
заставить зайти Фомку в клетку, если ему не хотелось этого делать.
Обычно весь молодняк заманивали в клетку на корм. Положат что-нибудь
съедобное, и они сразу вбегут. Но Фомку кормом не соблазнишь. Его живот
был всегда набит пищей, как барабан. Ему давали подачки за каждый
пустяк: за то, чтобы он не подходил к барьеру, чтобы не мешал убирать
площадку, и, наконец, просто за то, чтобы не кусался. Чуть только глянет
Фомка не так, ему сразу суют что-нибудь вкусное. Одним словом, с Фомкой
расплачивались пищей, и к концу дня он так наедался, что не шёл в
клетку за самым лучшим лакомством.
И чего только не делала тогда тётя Катя, чтобы заманить Фомку! Подолгу
упрашивала упрямца, старалась чем-нибудь его заинтересовать. Фомка
оказался очень любопытным медвежонком. Стоило ему увидеть незнакомую
вещь, как он спешил подойти ближе, получше её рассмотреть.
Заметив у Фомки эту слабость, тётя Катя стала ею пользоваться. Она
заходила в клетку, клала на пол косынку, жакет или что-нибудь ещё.
Делала вид, что разглядывает что-то интересное, трогала, брала в руки.
Иногда ей приходилось делать это довольно долго, смотря по настроению
Фомки. А иногда он заходил быстро. Тогда тётя Катя ловко выдёргивала у
него из-под носа приманку, исчезала из клетки и быстро захлопывала
дверь. Но не всегда всё проходило благополучно. Случалось и так, что
тётя Катя не успевала выдернуть приманку, и тогда Фомка расправлялся с
ней по-своему.
Однако умный Фомка скоро разгадал эту хитрость. С каждым днём всё
труднее и труднее было справиться с подраставшим медвежонком. А после
того как он сильно искусал дежурную, было решено перевести его на Остров
зверей. Жалко нам было расставаться с Фомкой, но ничего не поделаешь –
слишком он стал опасным для людей на площадке.
На Острове зверей был свободный загон с большим, глубоким водоёмом. Было
где побегать, поиграть, искупаться. Вот в него-то и поместили Фомку.
Когда Фомка очутился один на новом месте, он страшно испугался. Метался
по загону, жалобно кричал и всё искал, где бы вылезть. Но вылезть было
негде. Тогда Фомка забился в угол и ни за что не хотел выйти даже за
кормом. После площадки, где он находился среди стольких зверей, тут
одному ему было очень скучно. Он слонялся по всему загону и совсем
перестал играть. Но недолго скучал Фомка. Скоро привезли в Зоопарк ещё
одного медвежонка, Машку, и пустили её к Фомке. Она была намного меньше
Фомки, но он её не тронул. Ласково пофыркивая, обнюхал он Машку, и они
уже вместе полезли в воду. Весь день они купались и играли, а к вечеру
медвежата крепко уснули, обняв друг друга лапами.
Фомка успокоился, перестал скучать. Ему жилось очень весело со своей
подругой – белым медвежонком Машкой.
Лесная кормушка
Слава с мамой совсем
недавно переехали в один из новых районов города. Их квартира была на
самом последнем — двенадцатом — этаже. Славе нравилось, что они живут
так высоко. Подойдёшь к окну — всё видно, что кругом делается: и краны
новостроек, и каток, и лес, который начинался почти сразу за их домом. В
этот лес и ходил Слава на лыжах.
Не думайте, что Слава был хороший лыжник, совсем
нет! Он ходил так медленно, что все ребята дразнили его «тихоходом». Но
Слава не обижался. Не для того, чтобы стать лыжником-чемпионом,
отправлялся он в лес.
Он шёл тихо, не торопясь, ко всему приглядывался,
прислушивался...
А как красиво зимой в лесу! Куда ни глянешь — всё
кругом покрыто мягким, пушистым снегом, а присмотришься к заиндевевшим
веткам деревьев — и увидишь замысловато-сказочные узоры: диковинные
фигурки зверей, птиц, каких-то гномиков... Славе нравится их разбирать.
В лесу тихо-тихо. Идёшь — только снег под лыжами
поскрипывает, а остановишься — тут сразу все звуки лесные услышишь. Вот
где-то вверху попискивают невидимые синицы, одиноко стучит дятел.
Слава знает и этого дятла, и место, где он стучит, —
там на старом, засохшем дереве, в расщелине сука, у него устроена
«кузница». Видно, принёс туда еловую шишку, вот и долбит.
Совсем рядом со Славой пролетела стайка хохлатых
свиристелей и скрылась среди деревьев, застрекотала сорока...
А сколько следов можно увидеть на белой пелене
снега! Сколько интересного прочитать на этих снежных страницах!
Слава ходил в лес всегда одной и той же дорожкой. У
него здесь были свои друзья, и он сразу после школы, пока ещё было
светло, приходил их кормить. Кормушку для птиц Слава смастерил сам и
устроил её на большой раскидистой берёзе. Сделал её очень просто: взял
от ящика донышко, укрепил в развилке дерева, а чтобы еду не засыпало
снегом, устроил из фанеры крышу. Хорошая получилась для птиц столовая,
просторная!
Первое время птицы боялись мальчика. Садились
поодаль и ждали, когда он уйдёт. Потом привыкли.
Бывало, подойдёт Слава к кормушке, посвистит, и они
сразу со всех сторон на зов прилетают.
Первыми появлялись всегда синицы. Стоило Славе
посвистеть, как они уже тут как тут. Следом прилетал поползень. Этот
работяга никогда не пропускал время кормёжки. Он даже не ждал, когда
Слава положит в кормушку семечки. Выхватывал их прямо из рук мальчика и
стремительно улетал с добычей. Затем запихивал семечки в расщелину
дерева или в щёлку коры и опять спешил к Славе. Такая доверчивость Славе
нравилась: уж очень было приятно чувствовать на своей руке птицу.
Накормив любимца, Слава отходил в сторону и ещё
долго наблюдал за птицами, за их поведением. Синицы больше всего любили
сало. Они сразу слетались к нему, но клевали всегда по очереди, так же
по очереди брали они и семечки. Зато свиристели и снегири опускались к
разложенным для них гроздьям рябины стайкой. Снегири клевали рябину не
спеша, семена съедали, а мякоть выбрасывали, не то что хохлатые
свиристели: те глотали ягоды торопливо, целиком, потом сразу срывались с
дерева и улетали.
А как-то раз Слава пришёл и увидел вокруг дерева
следы. Их было много, а там, где сало подвешено, весь снег истоптан.
Удивился Слава: кто же это мог быть? Следы будто собачьи, только узкие, и
шли они из глубины леса ровной строчкой, лапка в лапку, словно по
тесёмочке. Потом вспомнил: да ведь такие точно следы ему дядя Петя в
деревне показывал и сказал, что они лисьи. Значит, вот кто сюда
пожаловал! Видно, пришла кумушка салом полакомиться, да так ни с чем и
ушла.
Наведывалась к кормушке и белка.
Сначала она не очень-то доверяла мальчику. Бывало,
увидит его — мигом на верхушку берёзы взберётся да так затаится среди
заснеженных веток, что не сразу её и увидишь.
А до чего же ловкими и быстрыми были прыжки
зверька! До чего хороша белка зимой в своей серебристой шубке!
Для этой пушистой гостьи Слава никогда не забывал
прихватить из дома орехи, печенье или конфеты — пусть тоже лакомится.
Прошёл декабрь, затем январь, наступил февраль с
его вьюгами, метелями, морозами. Слава знал, что в этом месяце птицам
приходится особенно трудно. Давно обклевали они те семена, что
оставались с осени на деревьях и на кустах. Да и с земли, покрытой
глубоким снегом, трудно достать еду.
Голодно в этом месяце птицам, а голодной птице
морозный день — это смерть. Вот почему Слава даже в непогоду шёл кормить
своих питомцев.
Но однажды с самого утра была такая вьюга, что
нечего было и думать идти в лес. Вьюжило весь день, и лишь к вечеру
стихло. Ночь была ясная, звёздная, а утром термометр показывал минус 36
градусов.
Когда Слава проснулся, мамы дома уже не было. Она
работала почтальоном и уходила рано, но к двенадцати часам уже
возвращалась домой.
На столе Слава увидел приготовленный завтрак и
записку: «В ш к о л у н е х о д и. С и д и д о м а. М а м а».
«Вот это здорово! — обрадовался Слава. — Уроков нет
и в школу идти не надо!»
Он встал, позавтракал, удобно устроился на диване,
взял книгу и стал читать.
В доме было тепло и уютно. «Вот здорово, что
мороз!» — подумал он опять и вдруг вспомнил: вчера вьюга, сегодня мороз,
а как же там они... птицы? Он здесь в тепле, сытый, а они...
Он отложил книгу и включил телевизор. Шла какая-то
интересная постановка, но смотреть тоже не захотелось.
Слава выключил телевизор и стал одеваться. Потом
взял лыжи, пакет с кормом и решительно вышел из дома.
Будто вымерло всё живое в лесу, даже не слышно
синичек. Попрятались птицы от леденящего ветра и холода. Только деревья
трещат от мороза.
Спешит, спешит Слава, и чем ближе, тем беспокойней у
него на душе.
Вот и знакомый поворот... вот и кормушка... Но не
встретили птицы своего друга.
С трудом шевеля непослушными от мороза губами, стал
сзывать их Слава свистом.
Долго, очень долго никто не отзывался на свист
мальчика, потом прилетела одна синичка... другая... ещё две. Они были
какие-то взъерошенные, сразу бросились к салу и стали его жадно клевать.
Их собралось уже штук десять. Слава ждал поползня, но его любимец всё
не появлялся. Уже не было сил больше ждать, от мороза перехватывало
дыхание. Окоченевшими руками он высыпал в кормушку остатки корма,
повернулся, чтобы идти к дому, и... что это? В стороне от дерева, будто
сорванный листочек, распласталось на снегу что-то маленькое, бурое...
Это был поползень.
Слава бросился к нему, поднял, прижал к себе,
старался согреть дыханием неподвижное тельце. Неужели погиб? И вдруг он
почувствовал, как поползень чуть трепыхнулся. Жив! Скорей, скорей домой!
Скорей к спасительному теплу! И вот тут-то, если бы кто из ребят
увидел, как бежал Слава на своих лыжах, никогда бы не стал его дразнить
«тихоходом».
Дома, когда мама увидела Славу, она так и бросилась
оттирать побелевшие щёки сына.
— Говорила тебе — не выходи, записку написала. Куда
ж тебя носило? Щёки отморозил!
Слава не пытался оправдываться. В ответ он вынул
из-за пазухи полузамёрзшую птичку и показал маме. Мама поняла всё сразу и
без слов.
Она быстро сняла с себя пуховый платок, завернула в
него поползня и положила около батареи.
— А теперь горячего чая с малиной выпей и живо в
постель! Ишь герой тоже у меня нашёлся, птиц пошёл спасать!
И хотя мама старалась говорить сурово, Слава понял,
что она на него совсем-совсем не сердится.
Напившись горячего чая с малиной, он тут же прилёг,
хотел что-то сказать, но веки сами собой слиплись, и он словно
провалился в темноту.
Проснулся Слава лишь на другой день рано утром, так
рано, что мама ещё даже не ушла на работу. Вспомнив всё, что произошло
накануне, Слава вскочил с постели и первым делом бросился к батарее
посмотреть поползня. Но его там не было, а мама засмеялась и сказала:
— Ты лучше поищи в другой комнате!
Поползень действительно оказался там. Он совсем
оправился и теперь смело летал по комнате, лазал по книгам и всюду совал
свой клюв. Очевидно, он был голоден и разыскивал, чем бы поживиться.
Слава поставил ему на шкаф блюдечко с водой, рядом насыпал семечек, и
поползень, не ожидая приглашения, сразу принялся за еду. Наелся, а
потом, как и в лесу, стал делать запасы. Он засовывал семечки в страницы
книг, прятал в занавески, за картины, затем неожиданно сел к маме на
голову и начал совать ей семечки в волосы. То-то было смеху!..
Почти всю неделю прожил поползень у Славы. За это
время он вполне освоился со своим новым местом и ничего не боялся. Смело
таскал с тарелок еду или купался в блюдечке с остывшим чаем... Словом,
вёл себя так, будто прожил в доме всю свою птичью жизнь. А потом
случилось непредвиденное: мама открыла форточку, чтобы проветрить
комнату, и поползень улетел.
Нужно ли говорить о том, как горевал Слава, когда,
вернувшись из школы, узнал, что его любимец пропал. Слава еле сдерживал
слёзы.
Ещё бы! Ведь ему хотелось выпустить птицу самому, и
не здесь, около дома, а отнести в лес, к кормушке, чтобы опять
встречать там своего маленького друга... А теперь некому будет таскать у
Славы из рук семечки и их прятать...
На этот раз Слава шёл к своей кормушке совсем
невесело. Подошёл, посвистал птиц, достал семечки. Он уже собрался их
положить в кормушку, когда вдруг неожиданно на его протянутую руку
уселся поползень — его поползень! Он деловито огляделся, доверчиво
пробежался по руке мальчика и, как всегда, стал таскать с его открытой
ладони семечки. Слава смотрел на своего пернатого любимца и думал, что
надо будет обязательно смастерить и развесить здесь дуплянки — пусть
птицы зимой прячутся в них от холода, а весной строят гнёзда и выводят
птенцов.
Забавный медвежонок
Я не хочу называть
издательство, где произошёл этот случай, скажу лишь одно: в нём
рождались книжки, которые очень любят ребята.
Однажды туда пришёл человек. Он привёз от жителей
таёжного посёлка большое спасибо за интересные книги и подарок. Подарок
был в корзине. Человек поставил её на пол, снял крышку, и все изумлённо
ахнули!
Да и как не ахнуть, если в корзине сидел маленький
пушистый медвежонок. Он был совсем как плюшевая игрушка, а на забавной
мордашке три чёрные пуговицы. Две пуговицы — два глаза, а третья
пуговица, которая побольше, — нос.
Медвежонок пошевелил пуговкой-носом, уцепился
лапками за край корзины и неуклюже выбрался из неё. Потом он ещё раз
пошевелил пуговкой-носом и отправился путешествовать по издательству в
сопровождении своих новых друзей.
Он вёл себя очень хорошо, этот маленький таёжный
житель. Человек, который его привёз, давно ушёл, а медвежонок спокойно
разгуливал по комнатам, не шумел и ничего не трогал.
Позабавив всех своими смешными играми, поборовшись с
редактором и плотно закусив по очереди со всеми сотрудниками,
медвежонок выбрал для своего отдыха ту комнату, где работала Анна
Ивановна. Он устроился около её ног на мягком пушистом ковре и сладко
уснул.
Вид у спавшего медвежонка был такой приятный и он
так мирно посапывал, что Анна Ивановна решила взять медвежонка к себе
домой. И на самом деле, сколько удовольствия она доставит Леночке и Вите
таким живым плюшевым подарком. К тому же медвежонок научит их любить и
заботиться о животных.
